Он шёл по шоссе с несокрушимой отвагой, с отчаянной и вместе с тем с радостной решимостью. Широко распахнулась его грудь, глаза были устремлены вперед. Герасим торопился, словно его ждала дома и звала мама. летняя ночь была суха и тепла, солнце закатилось, поднимался сумрак.
Только что наступившая летняя ночь была тиха и тепла; с одной стороны, там, где солнце закатилось, край неба ещё белел и слабо туманился последним отблеском исчезавшего дня, — с другой стороны уже вздымался синий, седой сумрак. Ночь шла оттуда. Перепела сотнями гремели кругом, взапуски перекликались коростели... Герасим не мог их слышать, не мог он слышать также чуткого ночного шушуканья деревьев, но он чувствовал знакомый запах поспевающей ржи, которым так и веяло с тёмных полей, чувствовал, как ветер, летевший к нему навстречу, — ветер с родины — ласково ударял его в лицо.